Она повернулась к Денису:
– Я думаю, что Сергей к нам ненадолго.
– Кто такой Сергей?
– Журналист.
– Правда журналист? – заинтересовался мальчик и пошёл к двери. – Я бы хотел познакомиться с журналистом.
Лисицын остановился, увидев перед собой мальчика.
– Ты, должно быть, Денис? – он протянул руку.
– А вас звать Сергеем, – мальчик серьёзно пожал руку. – Лара сказала, что вы – журналист.
– Она тебя не обманула, – Лисицын снял куртку и посмотрел на хозяйку. – А ты сказала, что я хороший журналист?
– Не успела, – она улыбнулась весьма естественно, но Сергей заметил некоторую натянутость. Не укрылось от его глаз и то, что женщина пыталась незаметно оправить свою одежду.
– Хочешь кофе? – она прошла мимо него на кухню.
– Не откажусь.
Лисицын взглянул на Дениса, и понял, что поговорить с Ларисой так, как ему хотелось, не получится. При мальчике нельзя было даже намекать на то, о чём Сергей догадывался. Придётся зайти в другой раз. Но на другой раз откладывать было нельзя. Другой раз был непозволительной роскошью. Лариса вполне могла свихнуться окончательно, если ещё не свихнулась.
– Значит, вы хороший журналист? – спросил Денис, его щёки пылали.
– Хороший. Но не в том смысле, что я положительный, а в смысле «профессионал».
– Я бы хотел стать журналистом. Мне кажется, что у меня получится.
– Попробуй. Дело не такое уж хитрое, как представляется многим, но далеко не такое простое, как о нём судят дилетанты…
Сергей вернулся на кухню.
– Денис, ты позволишь мне перемолвиться с твоей тётей несколькими словами?
– Пожалуйста. Я подслушивать не имею привычки.
– Спасибо.
Лисицын прошёл на кухню. Там стоял густой запах кофе.
– Вкусно, – сказал он.
– Это только запах, – улыбнулась она, посмотрев через плечо. – Ты ехал мимо?
– Нет, я ехал к тебе.
– Я же просила тебя не приходить больше ко мне. Больше никакого секса…
– Я совсем по другому делу, – он покрутил пальцами лежавшую на столе чайную ложечку.
– Что же тебя привело?
– Бомжи, – он внимательно следил за Ларисой.
– Бомжи? – она удивилась вполне искренне.
– Бомж, облитый бензином, и бомж, убитый вчера вечером в Зачатьевском переулке.
Лариса повернулась к Сергею и холодно посмотрела ему в глаза.
– Ты говоришь о чём-то совершенно мне непонятном.
– Лариса, я видел твою фотографию, когда ты смотрела на пожар. Мне рассказывали, как ты взирала на взрыв, на разорванных людей. Я видел тебя почти в упор, когда ты уезжала с пустыря, где сгорел бомж. Всё это могло быть случайными совпадениями. Ты везде могла оказаться случайно.
– Я везде оказалась случайно.
– Но последние несколько дней ты встречалась с местными бродягами и договаривалась с ними о том, чтобы они убили для тебя кого-нибудь.
– Бред! – Выражение её лица было холодным, почти безучастным.
– Ты слишком любишь зрелища, я помню как ты расспрашивала меня о Пляске Солнца.
– Это когда индейцы рвут себе кожу на груди? – Лариса прищурилась. – Ты красиво рассказывал, ты вообще умеешь увлекать всякими историями…
– Не уводи меня в сторону… Ты сама говорила, что тебе нужны острые впечатления. Послушай, я хочу тебе помочь. Я не могу позволить тебе погибнуть по глупости. Ты понимаешь меня? Я хочу тебе помочь. Но для этого ты должна рассказать мне всё, ничего не скрывая.
– Что я должна рассказать?
– Например, как ты заказала бомжам убийство, чтобы немного притупить свой голод, свою жажду.
– Ты говоришь полную ерунду. – Её голос был спокоен.
– Я был вчера там. Я видел, как тебя повели туда. Я видел убитого парня. Скажи, зачем ты ходила туда? Ты хотела посмотреть, как его убьют?
– Ты говоришь ерунду. Ты сам спятил, Сергей, – она поставила на стол кофе. – Думаю, что я не приглашу тебя к столу. Мне было бы неприятно сидеть рядом с тобой после того, как ты высказал мне столько гадостей.
– Лариса, – Сергей понизил голос почти до шёпота, – я всё про тебя знаю. Ты больна, тяжело больна. Я хочу помочь тебе. Ты кубарем катишься вниз. Я не знаю, какие у тебя отношения с мальчиком, но я видел, как он тебя обнимает. Я не имею ничего против того, что ты спишь с племянником. Пусть так, в конце концов бывает настоящая любовь, и ей плевать на общественную мораль. Но у тебя расстроена психика. Ты способна на неадекватные поступки. Я не удивлюсь, если ты вдруг признаешься, что отец мальчика погиб от твоей руки или по твоему заказу.
– Бред. В ту ночь ты был у меня.
– Всё могло произойти раньше. Это детали. Я говорю о другом, я говорю о тебе. Послушай, посмотри мне в глаза. Я хочу помочь тебе. Я не собираюсь звонить в милицию.
– Бред, – она повторяла это слово с одной и той же интонацией и ни разу не повысила голос, ни разу не возмутилась.
– У меня нет сейчас никаких доказательств, Ларис, но я уверен в том, что ты больна. Я чувствую это, сердцем чувствую, потрохами. И я знаю, что твоя болезнь не позволит тебе сидеть долго сложа руки. Скоро ты захочешь новых эмоций и пойдёшь на новые преступления. Я не могу допустить этого. И вот что я скажу тебе: я буду караулить тебя, я буду всё время где-то рядом, и я схвачу тебя за руку. Это будет доказательством моей правоты. Но если я не успею остановить тебя, то тебя не остановит уже никто. И ты пропадёшь, ты погибнешь. Твоё безумие тебя сожрёт.
– Ты говоришь полную чушь, Сергей.
Она взяла его за локоть и провела к двери.
– Ступай. Ты сказал всё, что хотел.
Он ухмыльнулся, глядя на её спокойное лицо, и вышел.
Лариса вернулась на кухню. В следующую секунду рядом вырос Денис.
– Почему он ушёл так скоро?
– Я попросила его уйти.
– Ты выставила его?
– Да.
– Он тебя расстроил? Лара, что случилось? Почему ты такая бледная?
– Этот человек мне мешает.
– Он обидел тебя?
– Можно сказать, что так.
– Надо же! А ты говоришь, что он хороший журналист! Сволочь он, а не журналист. Как он посмел, Лара? Как он посмел? Что он сказал тебе?
– Он сказал мне правду, но я не желаю слышать эту правду.
– Правду? Какую правду, Лара? – Мальчик удержал голову Ларисы перед собой, глазами требуя немедленного ответа. – Какая правда может тебя обидеть?
– Это трудно объяснить, Дэн.
– Если он обидит тебя ещё раз, если тебя хоть кто-нибудь обидит, то я убью этого человека. И разрушу весь мир, если это потребуется для того, чтобы уничтожить ту страшную правду.
– Не нужно, Дэн, – Лариса поцеловала мальчика в шею. Не нужно, иначе тебе придётся уничтожить и меня…
***
Сергей сел в машину, но не двинулся с места. Спешить было некуда и незачем. Он поставил Ларису перед фактом, он открыто сказал ей, что подозревает её в убийстве и что не оставит её в покое и будет следить за ней. Теперь она должна сделать свой ход, непременно должна… Если, конечно, Лисицын не ошибся в своих предположениях. А вдруг ошибся?
– Нет, не может быть. Она слишком спокойно отнеслась к моим словам, слишком хорошо вела себя, слишком сдержанно. Будь она ни при чём, она бы потеряла дар речи от столь безумного обвинения. Любой другой на её месте сто раз уже побледнел или грохнулся бы без чувств. А она лишь сжала губы и ну повторять одно и то же: «Чушь!» – Лисицын потёр ладонь о ладонь. – Она была слишком спокойной… Чёрт возьми, какая же у неё потрясающая выдержка! Это просто дьявол…
Он повернул ключ зажигания и мягко тронулся с места. Торопиться пока было некуда. Можно отдохнуть. День-два эта безумная женщина не сделает ни шагу, будет раздумывать, но затем надо быть готовым к её прыжку. Не сможет ведь она сидеть без движений, не сможет, не та порода…
***
Дома было тихо. Лисицын откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он чувствовал, как настроение его стремительно ухудшалось, с каждой секундой тело его наполнялось свинцовой тяжестью, нежеланием что-либо делать.
– Это всё потому, что я сел на хвост Ларисе. Что мне до этой сумасшедшей? Какое мне дело до того, что она убивает бомжей?.. Впрочем, не в этом дело. Не в бомжах. Она не остановится на них, она захочет большего, устроит грандиозный пожар, наймёт террористов, чтобы закладывали бомбы в универмагах, и будет наслаждаться взрывами… Нет, опять не то… Что-то другое беспокоит меня. Что-то совсем другое… Я чувствую… Что я чувствую? Подумай, Лис, что ты чувствуешь? Где твоё обострённое обоняние, где звериный слух? Давай же, не пропусти…